Крылов посмотрел на него с любопытством. - Неужели вы всерьез огорчены? Ведь это всего лишь должность. - Должность. .. Нет, Сергей Ильич, для меня это больше должности, - с внезапной резкостью сказал Агатов. Рука его в черном мешке перестала двигаться. - Мне важно признание. Зачем притворяться? Мы же без свидетелей. Конфиденциально. Аркадий Борисович, тот сегодня при всех проговорился. И вы это прекрасно знаете. Хотите, я могу раскрыть скобки? Хотите? - Он наклонился вперед, серые шарики его глазглаз темы для телефона samsung e590 темы для телефона samsung e840 твердо нацелились на Крылова. - Кое-кто считает, что я не обладаю научными способностями. Вы, например, талант, а я нет. Что, не так? Да вы не бойтесь. Я лично к вам ничего не имею. - Выдернув руки из мешка, он помахал растопыренными пальцами. - Представьте, что я согласился бы с такой характеристикой. - Он поднялся. Губы его задергались, точно сбрасывая эту любезную усмешку. - Что ж мне тогда? Чем я виноват? Не досталось соответствующих генов от родителей, так куда ж мне прикажете? А?
Мастера еще посовещались. Иевлев послал за Николсом да Яном. Те явились сразу. Иевлев им сказал:
Прозоровский поднял голову, сказал, не сдержавшись: - Высоко вознесся, капитан-командор, ай, высоко! Мятежников, татей, государевых злых ворогов на свободу? Азов забыл? Стрелецкий бунт забыл? Горько нынешний час помянешь, да поздно будет!
Отчасти он даже обрадовался, попав в больницу после спазма. Недели две он лежал неподвижно. Врачи спрашивали, не было ли у него нервного потрясения, он слабо мотал головой. Решили, что спазм от переутомления, много работал, два года без отпуска, ненормальный режим. .. Он не спорил. Никто не догадывался об истинной причине - ни врачи,врачи, темы для телефона samsung e840 никто в исполкоме. Хотя все произошло на виду, два месяца назад. ..
К нему никого не пускали. Ни записок, ни книг, ни радио, лежите и сосите лапу, как сказал пожилой невропатолог. Он лежал один, в маленькой палате, почему-то с зарешеченным окном. Стоило резко поднять голову - стены шатались, пол накренялся и в голове переливалось тяжелое, как ртуть.
Бледный, с закушенной губой, он сдвинулся на край кресла и, неловко обнимая отца, порывисто уткнулся ему лицом в живот. Цепочка часов холодила щеку, и от цепочки и от старенькой, вязанной еще матерью жилетки исходил знакомый родной запах.
