5. ПИСЬМО
Дорогу к обители покрыло наледью, но весенние ручьи уже звонко шумели в чистом холодном вечернем воздухе. Свежий ветер посвистывал в ушах, лошади фыркали.
- Куда ж, мужик, собрался? - спросила бабинька Евдоха. - В церкву, что ли?
Настоятель был немощен, нежданных гостей принял Агафоник. Он был в исподнем, едва успел накинуть нана телефон samsung f480 найти темы для телефона самсунг плечи подрясник. В келье отца настоятеля было душно, пахло жареной свининой. Иевлев сел, заговорил сразу о деле. Агафоника от страху прошиб пот, он замахал короткими руками, стал грозиться владыкою Важеским и Холмогорским Афанасием. Сильвестр Петрович прервал:
Батько Тонин в тiм товариствi найкошлатiший, вiн до молодого Мамайчука раз у раз сiкається гоноровито:
- Я могу ехать? - спросил Володя, сильно дуя в телефонную трубку. - Полагаю, что да! - сказал Харламов. - Как вам понравился этот фрукт? Устименко промолчал. Ему хотелось спать.
Может, вообще ничего не было и все ему кажется, это плохой сон, сейчас он проснется, умоется и в столовой встретит Ричарда. Надо только проснуться.
Он быстро обернулся и увидел, как мелкие слезы безостановочно текли по щекам матери Ричарда. Ее вели под руки Алеша Микулин и Агатов. Она прилетела утром. Большая желтая сумка болталась у нее на локте.
- Ты погоди! - вдруг сказал Рябов. - Оно где ж, твое Балтийское море? Сильвестр Петрович поднялся, нагнувшись над столом, нарисовал карту - Черное и Балтийское моря.
Бывший поручик остановился, в лице его, всегда твердом и спокойном, что-то дрогнуло: окликнули его не капралом, а по имени-отчеству. Иевлев пошел к нему навстречу, сказал, сдерживая волнение:
Машина мчалась к гарнизону через аэродром, на котором военный день еще не кончился, --
- Я и то служу! - просто ответил Крыков. - Да ведь. .. Он махнул рукой с отчаянием.
- Нынче так, а время пройдет - сожрут живьем, Сильвестр Петрович. Майор Джеймс только воеводу да тебя и опасается.
Он выслушал длинное повествование Ерофеева о том, как нынче переходили к партизанам изменники Родины, а погодя зевнул и потянулся.
- Ладно вздор-то пороть, Ерофеич, - сказал он сквозь длинную зевоту, - я же сам их принимал нынешний день.
